Имя персонажа:
Илия Луиза Миллсон
Возраст:
35-40
Пол:
женский
Статус\профессия\положение:
жена Мервина Улиссеса Миллсона. Да, это статус и почти профессия. Ну, и ещё немого травница и знахарка-самородок.
Характер:
Молчаливая, редко смотрящая на чужаков прямо, с вечно опущенным, а то испуганно вспархивающим взглядом, Илия напоминает сломанную птицу, прижившуюся рядом с медведем-шатуном. Недоверчивая, Миллсон иногда способна на отзывчивость и настоящую, исходящую от тёплых человеческих рук помощь, но как она выбирает, перед кем можно раскрыться - кто её, дикарку, знает. Должно быть чует, как все они в лесу, по-звериному.
Мало кто видел Илию по-настоящему радостной или злой; рассерженной - да, раздражённой - да, испуганной - тысячу раз. Однако, в опустившихся, вечно занятых какой-нибудь работой руках бежит горячая кровь, и кто знает, на что способна Миллсон на краю бесконечного долготерпения. А она... она способна. Не сомневайтесь.
Внешний вид:
Немолодая, русоволосая женщина с округлым лицом и жёсткими от вечной работы руками. При разговоре или просто рядом с чужаками избегает прямого взгляда, хмурится, полностью отгораживаясь от чужих (а значит, потенциально опасных) пришлых. Немного мягче Илия с жителями соседнего посёлка, по крайней мере, с теми, что не смотрят на неё как на ведьму и не распускают о "проклятом болотном логове" самых пугающих слухов. И в самом деле, в серых глазах нет-нет да блеснёт что-то потаённое, диковатое, так что становится не по себе и невольно тоже задумаешься, чего это эта парочка так приросла к своему заросшему, начинающему рассыпаться от болотной сырости дому. Неужто только от собачьей верности к давно похороненным хозяевам? Чудно как-то, нехорошо.
Среднего роста, слегка полноватая, даже не полноватая, а мягкая и округлая везде где женщине по природе положено, Илия одевается по-крестьянски скромно и удобно.
Краткая история:
История Илии Луизы, третьей сестры в многодетном деревенском выводке, не задалась как-то с самого начала. Нет, до 6 лет всё было не хуже, чем у остальных детей глухой деревушки в пятнадцать дворов, оказавшейся среди лесов на отшибе от остальных населённых пунктов и ближайшим относительно крупным городом - Ковентри. Илия ходила за скотом и птицей, ухаживала за небольшим огородом, разбитым за глинобитной хижиной, спозаранку, по студёной заре особенно суровых зим колола лёд в поилках домашней скотины и бочках, стоящих во дворе. Помогала матери собирать травы и готовить из них снадобья, разбираться, какие из них можно сочетать с другими, а какие нельзя, иначе вместо исцеления будет болезнь, а то и нехорошая, мучительная смерть. И, в общем-то, не роптала на судьбу, ей даже нравилась её жизнь особенно - красивые ночные праздники по осени, весне и в конце лета, нравились огромные костры, странная и завораживающая фигура в шкурах, с рогатым оленьим черепом на голове, восседавшая под большим дубом, наблюдая как жители деревни подносят дубу дары и молодые тела сплетаются в траве, скрываясь лишь пеленой ночи, изорванной языками огня. Уши юной девицы пылали от смущения и любопытства, хотя Илия, как и все в деревне, знали, что под маской и шкурами скрывается матушка Рэмми, только сегодня она совсем не она. Так умеют только викки, и она - самая могучая из них, от неё зависит усмирение непогоды и урожай на лесное зверьё для охотников. Никто не смел перечить Матушке Ремми, а кое-кто и откровенно побаивался, хотя уважение к хранительнице деревни от этого ничуть не уменьшалось.
Всё было хорошо до седьмого года Илии, когда вместо того чтобы подглядывать за взрослыми вместе с остальной сопливой братией, её вдруг одели в лучшее бумажное платье и торжественно повели прямо к Рогатому Охотнику, которым сегодня снова была Рэмми. От волнения девочка плохо запомнила подробности, только чёрного ягнёнка, лежащего перед Оленерогим, и как отец сунул ей в дрожащую руку нож с костяной ручкой и подтолкнул вперёд. Кажется, он шептал, чтобы Илия чествовала Отца-Охотника молодой кровью. Наверное, подразумевался лишь ягнёнок, которого требовалось принести в жертву Рогатому. Но Илия, одурманенная запахом дыма, можжевеловой смолы и ароматных трав, внезапно вспомнила как отец сердито посматривал на них с сёстрами и ворчал, что лучше бы им с женой послали жеребят, чем ярок, которые так и останутся бесплодными в родительском стойле. И девчонку охватил ужас; это она, это её кровью сейчас польют землю под великим дубом! Нож выпал из рук, и Илия в ужасе помчалась прочь, в темноту перелеска. Сколько она бежала, как её не догнали, как наконец, измученная, вышла она на дорогу и упросила крестьянина, везущего на продажу баранью шерсть в город, подвезти её - в памяти Илии закрепилось весьма смутно. Как и дальнейшие скитания, и расплата с иными из доброхотцев, подсаживавших её на телегу, чем было - то есть, собой. Не насмотрись Илия сызмальства на праздничные соития и не отложись это в детской головёнке, как что-то приемлемое и нормальное - наверное, наложила бы на себя руки.
Наконец пыльные английские дороги привели её почти к самой столице. Там блуждающая пичуга наконец и осела, устроившись в посёлке Шаттеринг Крик работницей. Пол-года посёлок и молодая беглянка присматривались друг к другу, обвыкались; кто-то ворчал, мол, дюже часто шастает в лес и варит зелья, как какая нечистая ведьма, но большинство, особенно те, кому настойки и компрессы принесли облегчение, относились к Илии вполне благожелательно. А потом однажды, не подозревая ничего дурного, деваха спросила, когда будут костры и какие приношения здесь принято даровать Рогатому...
Как удалось вырваться из посёлка, тоже не запомнила. В разодранном платье, задыхающаяся от ужаса и слёз, Илия бежала куда глаза глядят, пока под ногами не очутилась лесная тропа, а между густыми елями стоял Он... Нет, у него не было ветвистых рогов, но было двуствольное ружьё и взгляд. Он и тогда-то уже был звероват, а сейчас, разглядев глаза набычившегося, приподнявшего на руке двустволку Миллсона, рассвирепевшее мужичьё остановилось, опустило палки и вила. Задние некоторое время ещё напирали и кричали про проклятую чуму, но вскоре и они замолчали. Постояли, без единого слова глядя друг на друга над рыдающей между толпой и Мервином Илией. И глухо, зло ругая лешего, нашедшего свою лешиху, пошли обратно в деревню.
С тех пор прошло десять лет. Конфликт между селянами и Миллсонами постепенно забылся. Люди - какие же вы люди! - снова начали потихоньку, втихаря друг от друга бегать к "Лешачихе" за целением. Миллсон официально, с согласия хозяина, обвенчался с Илией в деревенской церквушке. Потом, когда с четой Саммервилль случилась беда, жизнь Илии Миллсон вновь наполнилась страхом и ожиданием зарева, поднимающегося от факелов идущей от Села толпы. Но... поминать старое и связываться с лишившимся всякой сдерживающей управы "Лешаком" самые горячие и дурные головы Шаттеринг Крик так и не решились. Лишь пошёл по селу слух, что тем медведем и был Миллсон, всем известно, что лешаки умеют оборачиваться зверями. Но на том пока история и притихла, журча, как вода под неподвижным, но коварным льдом.
Цели в игре: персонажу уготовано важное место в одном из готовящихся к старту квестов (либо самостоятельное развитие игровой ветки и сплетения её с другими историями, если квест не привлечёт как таковой).
